Читать Горького после Гончарова — это как после пары ложечек консоме из фарфоровой чашечки почерпнуть деревянной ложкой из походного котла огненно-жирной похлёбки с бараниной. Гончаров — ЗОЖ, Горький — нажорист.
Между тем последние тридцать с гаком лет Горький был у меня напрочь отбит. Романом «Мать» в выпускном классе. Точно не помню, что тогда произошло, но сколько помню — было чувство огромного разочарования, когда прочёл. Возможно, сейчас по-другому взглянул бы, надо будет попробовать. А пока что прочёл «Дело Артамоновых» и очень впечатлён. Экие наши родные Будденброки, эти Артамоновы.
Роман удивительно концентрированный — шестьдесят лет на паре сотен страниц. При этом пустот не чувствуется. Густо, хоть на хлеб намазывай. И очень точно схвачен целый пласт нашей истории — возникновение новой прослойки купца-фабриканта (бывшего крепостного) в Центральной России, быстрый её взлёт и резкий штопор, уход в небытие. За каких-то шестьдесят лет, жизнь одного человека…
По наивности своей всегда думал, что дело Артамоновых — какое-нибудь уголовное, как бы case. Оказалось — отнюдь нет, речь о business. И как красиво — Артамоновы всю жизнь думают, что они заняты одним только Делом (или пытаются уйти, отлынить от него), а в действительности — будучи однажды порождённым, Дело начинает расти и жить само, и неизбежный результат его жизни — смерть. Артамоновых и самого Дела. И пока Дело живёт по своим (довольно марксистским) законам, Артамоновы бредут эдакими потеряшками, не очень заметно для окружающих выпадая из жизни, один за другим. Они тоскливо любят, рожают и хоронят детей, не всегда успев дать им имена. Почти все остальные вокруг заняты примерно тем же.
Очень кинематографично всё это написано. Не знаю только, есть ли достойные экранизации. Если нет, то, пожалуйста, нынешними силами и не надо. Не выйдет. Кстати, сюжет очень актуальный, историю вполне можно положить на наши времена. Разница будет ощутимой, но не слишком.
Буду перечитывать. Для наслаждения горьковским языком и для пущего понимания того, что происходит с нами сейчас. В романе есть и то, и другое.
