Грек Полибий родился за двести лет до Христа, жизнь прожил насыщенную, хоть на большой экран её, хоть в толстый романище. Но сегодня роман писать не будем, а посмотрим, что Полибий думал о государстве. Вдруг мысли этого древнего нам и сегодня пригодятся?
Вот, что Полибий заметил, рассуждая о государстве и происходящих в нём процессах. Государство возникает, когда дикое племя осознаёт себя единым целым, а не сборищем индивидов (хоть и родственных). Единым целым, как правило, противостоящим врагу. Перед племенем возникает идея некоего Общего Дела, которое оно и начинает реализовывать в меру сил и удачливости. И очень скоро выясняется, что нужен лидер, обладающий всей полнотой власти. Так возникает монархия.
Но. Со временем монарх (чаще — его преемники) забывает об этом самом Общем Деле и начинает тянуть одеяло на себя, работать не на Общее Дело, а на сохранение своей личной власти, преумножение своего собственного благосостояния. Так устанавливается тирания.
Но. Со временем бывшее племя, а теперь уже народ понимает, что что-то пошло не так. Лучшие люди (аристократы, по-гречески говоря) понимают это раньше всех, они обладают достаточным совокупным ресурсом и авторитетом, чтобы турнуть тирана под зад коленом, чтобы памяти о нём не осталось. Так возникает аристократическое правление и народ возвращается к Общему Делу.
Но. Со временем аристократы (и их потомки) начинают заботиться о себе больше, чем о народе и каком-то там Деле. Главной их заботой становится оставление себя любимых у властной кормушки, а уж насколько они там лучшие — им уже не интересно. Начинается олигархическое правление.
Но. Народ быстренько очухивается и замечает, что опять никому не интересен. Тут он выносит олигархов с пляжа и объявляет правление народного собрания, то есть демократию.
Но! Народ — масса неоднородная. И хуже того — любящая кучковаться по интересам. И любящая слушать разных экспертов и демагогов. Единый было народ начинает распадаться на тихо ненавидящие друг друга группы, готовые жечь автомобили и грабить супермаркеты. Народ превращается в бродящую дурно пахнущую толпу, охлос. Встречайте и будьте знакомы: охлократия.
Конечно, это очень грубая, до карикатурности, зарисовка мыслей Полибия. Но что он скажет о будущем охлократии? Неужто это — конечная, за ней не будет ничего? Будет. Охлос всё больше и больше напоминает дикое племя, гораздо более дикое, чем было в начале нашего рассказа. Тут вам и гражданская война все против всех и прочие прелести людей «без царя в голове».
— Ах да! Царь! — восклицает охлос, измученный собственной недотёпистостью. И зовёт очередного Бориску на царство. Так возникает монархия, народ возвращается к Общему Делу под руководством мудрого правителя. Круг замкнулся, едем дальше.
Полибия удручало такое состояние дел на родине. Что ж это, мол, такое? Эллины мы или хвостики поросячьи? И Платон наш, и Великий Александр, и даже уже Крым, а порядка нет как нет. Только и ждём, как монарх станет тираном, а аристократ — олигархом.
И вот в результате ряда драматических событий Полибий попадает в Рим. Ни фига не пролетарием: может наблюдать римскую государственную систему изнутри и на очень высоком уровне. И видит много классного.
Во-первых, римляне очень красиво называют Общее Дело. Они говорят: Res Publica.
Во-вторых, у них есть властители, почти с монаршими полномочиями, но их шансы превратиться в тиранов близки к нулю. Потому что их не один, а несколько. Два консула, потом к ним прибавляется цензор, потом возникает претор, ещё семь преторов, потом… Одним словом, исполнительная власть размазана по обширной магистратурой лестнице. Более того, все эти должности — выборные, на год. И выборы проходят среди довольно обширной группы населения. И переизбраться можно будет только через продолжительный промежуток времени.
В-третьих, власть исполнительная ещё и ограничена Сенатом, без которого многие вопросы (например, очередную войну с Карфагеном) не решить. А из кого состоит Сенат? Из людей, послуживших в исполнительной власти и достаточно состоятельных (главный критерий хорошести по тому времени). Это те самые аристократы, из них Сенат и формируется. А что если они незаметно превратятся в олигархов? И от этого римляне подстраховались. Цензор периодически проверяет их финансовое состояние, а заодно и соответствие идеалам Res Publica. А попав под суд и будучи обвинённым, сенатор вполне мог стать бывшим и отправиться в изгнание, если не хотел быть казнённым или разорённым. В своё время в такое изгнание сходил даже Цицерон.
Наконец, и демократия как таковая в Риме была реализована через различные народные собрания, комиции, сходки, через право провокации (осуждённый преторским судом мог обратиться к народному собранию за изменением своей судьбы). Представитель низов (разве что не пролетарий) вполне (хоть и с огромным трудом) мог попасть в сословие всадников, а значит быть выбранным на должность, а значит — попасть и в сенат. Раб мог быть отпущен на волю и пройти похожий путь, заняв высокую должность в канцелярии какого-нибудь сенатора или даже принцепса (которых мы привыкли называть императорами).
Нет, перечислить все нюансы той системы здесь не получится, да и не нужно. Коротко говоря, римляне сумели притащить к себе элементы монархии, аристократии и демократии, а заодно разработали механизмы, предохраняющие систему от сваливания в тиранию, или олигархию, или охлократию.
Разумеется, система косячила. Ибо зародилась в небольшом городке, а потом на протяжении столетий обслуживала огромное, стремительно растущее государство. Разумеется, приходилось приспосабливаться, и не всегда это удавалось сделать достаточно быстро. Разумеется, давал о себе знать и человеческий фактор, так что не сразу было и разобрать: мы ещё аристократы или уже олигархи? А это кто — всё ещё демос или уже вполне себе охлос? Отсюда и кровавые гражданские войны, и край пропасти, на котором Рим стоял в результате войны с Карфагеном, и много чего ещё. Но он выжил. И даже попав под власть императоров, он пытался ещё два столетия прикидываться не абсолютной монархией, но — Res Publica.
Собственно, этот принцип ветвей власти и системы сдержек-противовесов лежит в основе современных демократий разной уровни демократичности.И вот если мы посмотрим на современные «демократии», стремящиеся в автократичности, мы с лёгкостью увидим, что с ними происходит.
Монаршая составляющая возвращается в одни руки, сменяемость ставится под вопрос, зависимость от других ветвей власти уничтожается (хотя обязательно продолжает декларироваться). Монархия хочет свалиться в тиранию.
Аристократия приобретает всё более олигархические черты, бытие у власти поддерживается лишь фактом попадания к ней (а не реальными личными заслугами перед Res Publica) и ежесекундным прогибом под монарха-автократа-тирана. О Res Publica речи не идёт. То есть, о ней постоянно говорится, но это ведь должно быть Общее Дело, а не Общая Говорильня, не так ли?
Демос стремительно превращается в охлос. Слова об Общем Деле ничего, кроме апатии не вызывают, оно никого больше не интересует, собственная личная кормушка — гораздо интереснее, потому что практичнее.
Деградация на всех уровнях, потому что каждый занят исключительно собой, а это уже в Риме был катастрофический путь, что же говорить о сверх-конкурентной современности?
Что произойдёт дальше? Автократы-тираны и олигархи могут быть сметены, но только в одном случае: если демос не превратится окончательно в охлос. Если же всё-таки это случится… Что ж — очередная гибель империи. Именно потому, что она очень хотела казаться Res Publica. Казаться, а не быть.
